Источник: BARKS.jp
Интервью: Reiko Arakawa
Перевод: Hotaru Filth
Описание: Персональное интервью Казумы для BARKS в преддверии выхода нового альбома gibkiy gibkiy gibkiy “In incontinence”.

– У предыдущей вашей группы highfashionparalyze лирики почти не было, потому я удивилась, когда просмотрела тексты к 『In incontinence』и поняла, что все песни вы вдруг стали писать на японском.
kazuma: Это произошло по разным личным причинам. Когда-то… в более поздний период активности highfashionparalyze – что, в общем, и послужило толчком для создания gibkiy gibkiy gibkiy – я подумал, что если добавлю к мелодии слова, то, соединившись, они будут иметь более сильный эффект. От этого все и пошло.
– Я очень удивилась, потому что до этого сильный эффект ощущался именно в том, что лирики не было.
kazuma: На самом деле, у highfashionparalyze тоже была лирика, но более размытая. Слова отмечали нюансы. Будто коллаж.
– Аа, определенно.
kazuma: Конечно, если мне кажется, что достаточно будет и плача, крика, то я так и делаю. Или если есть некая внезапная история, что-то, что я могу спеть только сейчас, то я вставлял их точечно, как чувствовал.
– Можно сказать, во всем этом чувствуется что-то живое…
kazuma: Думаю, таким оно и получается.
– И эротическое?
kazuma: В концепции есть и немного такого. В конце концов мы ведь просто люди? Если переводить название альбома буквально, то оно означает “похоть”. В ней ведь тоже ничего противоестественного? У людей есть желания, такие ведь они существа? Радость и гнев, печаль и веселье… Все это я решил выразить словом “похоть”.
– Как вы писали лирику?
kazuma: Последнее время стал делать вещи, которых не делал раньше…
– Например?
kazuma: Обычно я не смотрел в небо. Но если наблюдать за ним днем, вечером, ночью, можно заметить в нем смену сезонов… И на ум приходят воспоминания? Что-то близкое к этому. Вспоминается что-то, о чем ты забыл, или что-то, что не забудешь никогда. И в такие моменты я думаю о ком-то… О семье, о друзьях, о разных людях. Думаю о том… как мал я в этом большом мире. Но что во мне все равно бежит кровь. Наверное, это ближе всего к тому, что я чувствую?
– Думаю, всего этого не описать в лирике.
kazuma: Для меня есть еще и такое препятствие, что мне важен подбор иероглифов. Если слова звучат жестко, я стараюсь подобрать такие, что звучат мягче.
– Такой стиль написания текстов играет существенную роль в деятельности gibkiy gibkiy gibkiy?
kazuma: Существенную, да. Как бы это сказать? sakura, aie, kazu… От них троих исходит такой сильный заряд, что иначе я просто не смогу быть с ними на равных.
– Это отличается о того, что было, когда вы с aie играли в highfashionparalyze вдвоем?
kazuma: В то время я был зациклен на том, чтоб делать что-то еще более авангардное, чем было до этого.
– То есть, сейчас вернулись чувства, которые были во времена ваших старых групп?
kazuma: Не то чтоб вернулись…
– Это что-то созданное заново?
kazuma: Нет… Мы будто убиваем друг друга. (смеется)
– Убиваете друг друга? (смеется)
kazuma: Это группа, и полагается, что мы должны становиться ближе друг к другу, но в реальности я вспоминаю о том, какие же мы разные. Если говорить пространно, мы не можем изменить свое сознание. Это не о том, чтоб делать что-то круче того, что было, когда мы играли с aie вдвоем. В gibkiy gibkiy gibkiy присутствуют элементы рок-групп, в которых мы были до этого, но в то же время мы пытаемся и сломать те рамки, сделать что-то, что можем сделать только мы, что-то бесцветное…
– Бесцветное?
kazuma: Мы не пишем песни, зацикливаясь на том, какой оттенок хотели бы им придать. У меня нет предубеждений. Если кто-то принесет демку и мелодия на ней будет слишком светлой, я не скажу “эй, это не подходит”. Сначала мы попробуем сыграть, а потом решим, что с ней делать. Мои песни не должны быть красными или черными, они бесцветны. Мне важно делать то, что будет проникать в сердце.
– Думаю, очень сложно превращать что-то в слова так, чтоб это трогало чувства.
kazuma: Наверное, не прочувствуешь – не поймешь. Можно прочитать лирику и подумать, что она хороша, но это лишь то, что вы думаете, прочитав текст, а то, что делаем мы, это и лирика, и звучание, и музыка. Так что хотелось бы, чтоб слушатель прочувствовал все это.
– Вы писали лирику, вдохновившись мелодиями? Или использовали какие-то свои наработки?
kazuma: Бывает и такое, но чаще это то, что внезапно приходит в голову во время репетиций в студии, когда мы начинаем играть.
– “Вот здесь подойдут такие слова!” Интуитивно?
kazuma: Ну, бывает и такое, что я гадаю, как прицепить мелодию к моему тексту. (смеется) Но как только раздастся звук, я делаю первое, о чем подумаю. Даже одного звука достаточно.
– Мне кажется, что по сравнению с временами highfashionparalyze ваша интуиция обострилась еще больше.
kazuma: Было бы плохо, если бы этого не произошло. Наверное, я полон энергии. Сам не знаю, хорошо это или плохо. Я недавно уже говорил, что с тех пор, как мы начали gibkiy gibkiy gibkiy, я стал больше пересекаться с разными людьми, и думаю, что они тоже на меня влияют.
– Есть ли люди или, может, произведения, которые повлияли на лирику, которую вы пишете?
kazuma: Возможно, будет очень типично, но это работы Кобо Абэ. Мне нравится абсурд. А еще “Поминки по Финнегану” Джеймса Джойса, это будто сложный пазл… Если выбирать, что же мне ближе, то это научная фантастика. Научная фантастика, реализм. А еще мне нравятся названия работ (Сальвадора) Дали. Есть и очень классные книги, названия которых уже говорят за себя. Когда был молод, перенимал все это себе, и как дурак лепил длинные названия к песням, помните? (смеется)
– Было такое. (смеется)
kazuma: Все это — то, чем я вдохновляюсь.
– Понятно.
kazuma: И абсолютно есть контрасты… Среди всего этого были и очень холодные вещи, и очень теплые. Как человеческая натура. (улыбается) Все это мне безумно нравилось.
– Какие еще картины или художники вам нравятся?
kazuma: Мне очень нравится Дали. Еще нравятся Рене Магритт и Эгон Шиле.
– О, ну это очень на вас похоже.
kazuma: Мне нравится состояние в набросках Эгона Шиле. У Ханса Беллмера тоже рисунки нравятся больше, чем куклы. Меня почему-то притягивает то, в чем чувствуется некая искаженность.
– А вот немного неожиданный вопрос, но каков ваш идеал девушки? Какой образ закладывали?
kazuma: Даже не знаю. Наверное, очень типично, но это симпатичные девушки с формами. Думаю, таким я ощущаю образ девушки.
– А опишите девушку, изображенную в лирике gibkiy gibkiy gibkiy? В ней есть то, что вы только что рассказали?
kazuma: Думаю, есть и такое отчасти. Но есть и чувство недостижимости, чувство потери.
– А какое чувство от нее исходит? Например, материнские чувства, или что-то извращенное…
kazuma: Извращенное, думаю.
– Или эротическое.
kazuma: Иногда и эротическое, с легким привкусом фетиша… Но в то же время это милая девушка, которая погибнет, если ее не защитить. Или мне могут нравиться только ее руки. Уже лишь в этом я чувствую противоположный пол. И мне хочется пребывать под воздействием подобного импульса. (смеется) Наверное, это какой-то фетиш… Как в «Человек-кресло» Эдогавы Рампо.
– Лирика этого альбома — любовные песни?
kazuma: Стихи о любви. Называть их любовными песнями — немного стыдно, но они о формах любви. Любовь, страсть… Ее проявления могут быть разными, но любить всегда нужно так, как в последний раз. Думаю, если вы не любите так, словно в последний раз, то это и не любовь… У мужчин и женщин все по-разному, наверное, но я думаю, что у девушек это сильнее проявляется.
– В новой фотосессии на вас надета голова кролика. Что это означает?
kazuma: Так и есть. Немного грубо по отношению к кроликам, но это тоже символ «похоти». Хоть это и очень типично. Раньше я надевал осьминога, помните?
– Было такое.
kazuma: Какой-то порыв что-то надевать каждый раз. (смеется)
– А когда ничего не надеваете, то обильно краситесь. (смеется)
kazuma: Так мне хочется. Во время тура есть свободное время, и я сам не замечаю, как вдруг становлюсь черным.
– Это страшновато. (смеется) Но, поскольку это вы, это кажется приемлемым.
kazuma: Есть некий образ в том, что я делаю…В моей внешности заложен образ. В нем могут быть разные элементы — вижуала, готики, панка, хардкора, но жанр — это не самое главное. Я уже говорил недавно, что у меня нет предубеждений. Я могу равно кричать как о смерти, так и о любви. Так что вряд ли можно немного предвзято говорить об этом, как о мрачном стиле.
– Но если говорить о первом впечатлении от gibkiy gibkiy gibkiy, то это немного жуткая группа.
kazuma: С этим ничего не поделаешь. Мы также осознаем непопулярность этого стиля, но именно поэтому стараемся заявить о себе во весь голос и вкладываем все свои силы. Хотя то, что группу считают жутковатой, мне даже льстит. (смеется) Если бы меня не считали монстром, это бы значило, что я не убедителен. Мне самому нравятся такие артисты, так что я и сам отчасти стремлюсь к подобному. Я не стараюсь быть необычным, быть обычным — это не плохо. Главное, быть убедительным в этой обычности.
– С выходом альбома начнется тур, и вы запланировали довольно много выступлений.
kazuma: Я не думал, что в этот раз он будет таким большим.
– Почему? Глядя на ваш предыдущий тур.
kazuma: На самом деле, если говорить о первом туре gibkiy gibkiy gibkiy, то таких больших туров у меня не было лет 20. В прошлый раз все неплохо прошло, так что, думаю, и в этот раз справлюсь. (смеется)
– Очень интересно увидеть вас вместе с молодой группой Kuroyuri to Kage.
kazuma: Я знаю их не столько как группу, сколько как отдельных участников. В них чувствуется энергия, и как люди они тоже интересные. Так что, думаю, они наверняка дадут нам хороший стимул.
– Напоследок, скажите пару слов для людей, которые ждут ваш новый альбом и тур.
kazuma: Мы верим, что у нас получается донести до вас то, что мы делаем, и надеемся, что вы это чувствуете.